Читать интересную книгу Ва-банк для Синей бороды, или Мертвый шар - Антон Чижъ

открыли, а то не продохнуть, да. Живете как на конюшне, господа. Или мылись бы чаще…

Ну, конечно, это был Лебедев. Кому бы еще позволили такую восхитительную наглость. Великому криминалисту сходило с рук многое. Был он настолько обширен, что обычные мерки признали для него мелковатыми. Начать с того, что рост имел гренадерский, а обхват груди – героический. Характер бурный, разнообразный, но веселый, что подкашивало барышень не хуже пули. Голос громогласный, манеры развязные, за словом в карман не лез, под горячую руку как-то отвесил тумака самому приставу 2‑го Спасского участка. Но главное, в рамки приличий не помещался его талант, пугающе безграничный. Все научные способы раскрытия преступлений – известные, новейшие и неоткрытые, все тонкости криминалистики знал он в совершенстве. Не было в России, а может, и в Европе эксперта, заслужившего такой авторитет. Что называется – по делам его и воздалось ему. Заработанная к тридцати годам слава дала совершенную свободу в отношениях с людьми. Дураков называл дураками в глаза, а умных не жалел хвалить. Начальство его смертельно боялось, но тайно боготворило. Так что более гремучей смеси разнузданности и мастерства вряд ли найдете.

К тому же Аполлон Григорьевич слыл модником. Как любой счастливо неженатый мужчина. Уже с утра облачился в роскошный кремовый пиджак с бутоньеркой из фиалок, вызывающе полосатый жилет, ботинки сверкали чуть ли не кобальтовым блеском. Отдохнувший щеголь не забыл прихватить и походный чемоданчик криминалиста. Мало ли что.

Не зная, как себя вести, Родион замер.

Легкой походкой человека из отпуска Лебедев приблизился, не церемонясь, водрузил чемоданчик на стол и пыхнул сигаркой:

– Ну, юный гений, как служба? Много жуликов изловили без меня?

Протянутую ладонь, крепкую и обожженную миллионом химикатов, Родион пожал со всей горячностью, на какую было способно стальное сердце. Как же обрадовался появлению своего… друга. Да, можно произнести это бесценное слово. Знакомству их было от роду три месяца, но как-то сразу вышло, что эти столь разные господа ощутили душевную близость и нашли друг в друге глубокий интерес. Необъяснимая химия ума, чего тут говорить.

– Милый Аполлон Григорьевич! Как мне вас не хватало…

На усатой физиономии чиновника полиции застыла такая искренняя радость, что Лебедев в смущении хмыкнул, отправил сигарку в окно и приобнял юношу. Трогательно, прямо слеза наворачивается.

Родион засуетился, выясняя, не принести ли чаю или… чаю. Водка в участке держалась для городовых по штатному распорядку, но какая водка в такой час.

– Ванзаров, хватит мельтешить. Я сыт и пьян любовью.

Родион послушно сел:

– Прямо не могу поверить: вы! У вас же отпуска еще недели три осталось. Это чудо… Или что-то приключилось?

– Надоело. – Лебедев сбил пылинку с бутоньерки. – Каждый день одно и то же: новый роман да новый роман. Дамы в Ялте как с цепи сорвались. Вам бы туда. Усы имели бы успех. Махнем на будущий сезон? Вследствие изобилия набил оскомину, да. Ну в самом деле, только живые и разгоряченные тела. Ни одного трупа за две недели. Представляете эту пытку?

Заниматься подобными упражнениями Родион не собирался, мало ли, вдруг разгорячится. Зато совсем другая страсть не давала покоя.

– Как вообще отдохнули? Успешно? Сил набрались?

Светская интонация не помогла. Лебедев погрозил пальцем:

– О, коварный! Вижу, готовите подвох, да.

– С чего взяли?

– Ох, Ванзаров, уж хитрющий. Но меня не проведешь, да.

– Ничего подобного и в мыслях не было…

– Ладно церемонии разводить, вываливайте на голову старика Лебедева, что накопали.

Но с этим пришлось повременить. Пробило десять, и, как по команде, напротив стола выстроилась шеренга. Юный чиновник несколько подзабыл, что приказывал еще вчера. Смущаясь присутствием друга, принял суровый вид, предъявил фото барышни Москвиной и начал командовать. Во-первых, было приказано размножить снимок. Далее, чиновнику Редеру поручалось обойти все гостиницы в поисках пропавшей. Это же велел сделать чиновнику Кручинскому, только в меблированных комнатах. А вот чиновнику Матько доверил проверить пансионы. Господа полицейские приняли указания как личное счастье и немедленно убрались из участка.

Событие произвело на Лебедева впечатление.

– Гляжу, время они даром не теряли. Не хватало, чтобы пристав честь отдал.

Ванзаров хотел объяснить, что это все ерунда, и не виноват он, и вообще это отблеск власти полицеймейстера, чиновники же отправлены, чтоб не мешались под ногами. Многое хотел объяснить. Но тут, как назло, с верхнего этажа явился Желудь, подобострастно отдал честь и спросил, нет ли каких указаний для него. Залившись краской, Родион буркнул что-то невразумительное. Пристав поблагодарил и отправился руководить порядком на улице.

Закинув ногу на ногу, Лебедев спросил глубоко елейным тоном:

– Ничего, что сижу, ваше благородие?

Родион готов был от стыда провалиться. А потому полез за банкой. Вынул предмет, болтавшийся в водке, поставил на край стола и многозначительно добавил:

– Вот.

Аполлон Григорьевич прищурился:

– Сами выдрали или кто подарил?

И опять объясниться не дали. В участке появилась Ирма. Ах как не вовремя! Увидев даму в пиратской повязке, красотой спорящую с дохлой акулой, Лебедев потерял дар речи. От всех этих происшествий Ванзаров чуть не вспотел, но вынужден был принести извинения и отбежал пошептаться с Ирмой. Барышня-сыщик все поняла, отправилась немедленно, но наградила криминалиста нехорошим взглядом, в котором, быть может, удалось разглядеть что-то вроде ревности. Совсем обессилев, словно пробежал до Крестовского острова, Родион плюхнулся в кресло и ладошкой вытер лоб.

– Это что за фея? – обретя дар речи, осведомился Лебедев. Кажется, и он не испытал к барышне теплых чувств. И почему так бывает?

– Да это так. Из берлинской полиции… Коллега… Занималась исследованием публичных домов. Ну и мне помогает немного. По мелочи, – пролепетал Ванзаров.

– Всегда знал, что вы талант! – одобрительно заметил Аполлон Григорьевич. – Но теперь вижу: и жулик отменный. Надо же такое придумать: хочешь глаз обратно – изволь работать! Бедная берлинская полиция. Приехала в Россию опыта набраться, тут ей зенки и выдрали. Осталось Скотленд-Ярд таким же макаром запрячь, и Сюрте заодно.

Бедный юноша уже и не знал, как выпутаться. Но Лебедев сжалился. Рассматривая банку, разрешил изложить историю, давно уже просившуюся на язык. События, пересказанные четко и сухо, без эмоций и догадок, одни факты, как учит логика, оставили криминалиста внешне равнодушным:

– Чего именно хочет от вас Бородин? Злодеяния как бы нет.

– Это самый главный и непонятный вопрос. Формально – защитить от рока.

– А на самом деле? Что расследуем?

– Я пока воздержался бы от выводов, – дипломатично ответил Родион.

Размяв мускулы спины, приметные под пиджаком, Лебедев встал и подхватил чемоданчик. Все же пригодился:

– Ну и где ваша красотка?

– В мертвецкой участка. – Родион собрался проводить.

– Так и знал, – скроил печальную мину Лебедев. – Не успел человек из отпуска вернуться, а его сразу в морг. Работа – это счастье, да!

2

Редакция и контора ежедневного «Петербургского листка» располагались на Екатерининском канале. То есть счастливо процветали под властью 4‑го Казанского участка, если не сказать в двух шагах от него. Выставленный из холодной мертвецкой за излишнюю горячность и попытки совать нос под скальпель криминалиста, а также за надоедливые вопросы, нашли ли уже что-нибудь, Ванзаров решил убить томительный час ожидания в приятной беседе. Хотелось к тому же ознакомиться со сплетнями, до которых репортеры большие охотники.

Чиновника полиции, как дорогого гостя, отвели прямиком в кабинет редактора. Господин Лихоткин в это время суток пребывал в благодушном расположении духа: утренний номер уже продавали мальчишки-газетчики, а до вечернего еще оставалось часа два-три покоя, пока газетная мясорубка не закрутится в полную силу. Визитера принял в распростертые объятия. Нельзя сказать, чтобы Ванзаров уже приобрел славу, но недавнее дело, аккуратно сброшенное приставом в газету с поминанием ванзаровских заслуг, уже сослужило хорошую службу.

Опережая предложение выпить-закусить, Родион предупредил: у него